Львов осажден. В городе нет еды. Иногда я встаю на рассвете и стою в длинной очереди за хлебом. Весь день сидим в убежище, в подвале, и слушаем ужасный свист пуль и рев бомб. Боже, спаси нас. Недалеко отсюда несколько бомб разрушило десятка полтора домов. Три дня спустя из под обломков достали живых людей. Ночью некоторые также спят в укрытиях, те, кто имеет смелость спать дома, вынуждены прерывать сон и несколько раз спускаться в подвалы. Эта страшная жизнь, мы все желтые, выцветшие из- за этой подвальной жизни, из-за нехватки воды, удобной кровати и сна. Но куда страшнее мысли, черные как ночь, стервятники.

С утра сегодня в Норгес-банке. Директор встретил меня суховато. К оформлению отправки советского золота Рюгге еще не приступил. «Вы видите, время тревожное, — сказал он, — без разрешения кабинета этот вопрос решить нельзя. Норвежское правительство же сейчас в Копенгагене, на важнейшем совещании стран севера».

На мои уговоры поспешить Рюгге обещал сделать, что может. Значит, дело не так просто, как казалось вчера и как уверял меня сам директор Норгес-банка. Читать дальше

Министерство иностранных дел было менее впечатлено русским чудовищем, чем я ожидал. Турция, похоже, твердо держится за счет нашей многообещающей финансовой поддержки, большей, чем когда-либо. Ввиду таких важных новостей у всех на слуху, мне трудно сосредоточиться на мелких палестинских или арабских проблемах. Я обедал в «Путешественниках», который, к счастью, снова открылся, и узнал, что крупный авианосец «Храбрый» потоплен! - наше первое морское поражение.

Было сыро, проходили дожди. Местность, окружавшая город, низменная и болотистая.

В эту ночь я ездил по войскам на трофейной машине, только что захваченной.

В 10 часов в город прибыл первый секретарь ЦК КПБ тов. Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич и с ним член Военного совета округа тов. Сусайков, очень неприятный человек и кляузный, чёрствый, незаботливый, вообще большой “бурбон”. К этому времени в городе Новогрудок и его окрестностях начала поднимать голову контрреволюция (сначала она была ошарашена нашим внезапным ударом).

Старый Город горел ночью. Работали орудийные установки, потом смолкли. Молча мы взяли свои пожитки и пошли домой. Мы уже знали, что Люблин занят. Действительно, с утра немцы вошли в Люблин. Они ограбили магазины и обыскали несколько домов. Наш не обыскивали. Они взяли несколько тысяч заложников, всех кого смогли, и держат их возле казарм за проволокой. Стефека и Тадзя тоже взяли. Немецкое коммюнике: кампания в Польше подходит к завершению, большая часть Польши оккупирована, немцы достигли линии Львов - Влодзимеж - Брест - Белосток.

Весь день ехал сюда из Берлина через Померанию и коридор. Дороги полны моторизованных колонн немецких войск, возвращающихся из Польши. В лесу стоит тошнотворный сладковатый запах мертвых лошадей и еще более сладкий запах мертвых людей. Немцы говорят, здесь целая дивизия польской кавалерии выступила против немецких танков и была уничтожена. Всего пять недель назад на пристани этого летнего курорта мы с Джоном Гюнтером засиживались до поздней мирной ночи и спорили, о том, будут ли вестись боевые действия в Европе. А сегодня вечером мы наблюдали отсюда битву у Гдыни. Далеко за морем было видно пылающее небо, когда стреляли большие снаряды. Доктор Бёмер, глава пресс-службы министерства пропаганды, ответственный за эту поездку, настоял, чтобы я жил в двухместном номере в отеле с американским фашистом Филлипом Джонсоном, который говорит, что он представляет партию Социальной справедливости отца Кафлина. Никто из нас не выносит этого парня, и мы подозреваем, что он шпионит за нами в пользу нацистов. В течение последнего часа, проведенного в комнате, он изображал из себя антинациста и пытался спровоцировать во мне ответную реакцию. Я лишь скучающе поворчал в ответ.

Солнечный день. Брожу по своей любимой дорожке вдоль ж. д. линии. Нарвал ветвей с красными, желтыми, сиреневыми, золотыми осенними листьями. Половина сентября, а еще немного пожелтевших листьев. Главный тон листвы зеленый. Потом иду купаться. Наверно, в последний раз в этом году. На пляже уже никого нет.Вечером радио передает о митингах по всей стране, о восторженной встрече населением Западной Украины и Белоруссии наших войск и советско-германское коммюнике о том, что немецкая армия и Красная Армия преследуют в Польше «одни и те же цели». Еще недавно подобная формулировка показалась бы чудовищной.

Невероятно скучно. Погода хорошая. Океан голубой.
У дантиста. Потом Г. Иванов. Потом эта Рауш.
Вот как скучно!
Все боятся URSS. Все «пуговицы» задрожали. Что между Гитлером и Сталиным — неизвестно. Какой уговор, какой пакт. И кто кого надует.

Речь Молотова ошеломила весь мир. Пресса Англии, Франции, Америки захлебывалась от злобного воя. Они кричали, что большевики способствуют гитлеризации Европы, что все это было договорено еще в Москве при подписании советско-германского пакта о ненападении, что это расшатывает устои социализма.
Второй удар им нанесло советско-германское коммюнике о том, что действия СССР не противоречат пакту. До этого буржуазная пресса говорили, что вступление наших войск в Польшу осложнит отношения СССР с Германией. Голодной курице просо снится!
Коммюнике было подписано 18 сентября. По специальному указанию т. Молотова в этот день вышел экстренный выпуск «Вечерней Москвы» (по выходным она не выходит).
Газеты запада снова начали писать о гитлеризме. Эстония и Румыния, суда по откликам и заявлениям их правителей, сейчас сидят и трясутся мелкой дрожью, услышав шаги «Русского медведя».

Встреча с комитетами началась вскоре после полудня за столом в кабинете мэра. Я хорошо ее помню, потому что мы все на ней присутствовали. Встреча была долгой и для меня скучной. Комитетчики сказали отцу, что на территории коммуны Деречина он и его семья в безопасности. Однако гарантировать нам безопасность за ее пределами они не могли и потому не советовали ехать в Слоним. Было принято решение, что Гедройцы (и их гости) вернутся в усадьбу. Мой отец закрыл встречу заявлением, что наступает новый порядок и две «наши» деревни должны немедленно взять на себя функции управляющих имениями усадьбы и таким образом заявить советской власти о своих притязаниях на фермы. Это было спокойное и прагматичное приятие неизбежного и в то же время намек на то, чем может грозить постсоветское будущее мелким собственникам Лобзова и Котчина. За бесценный дар безопасности, сколь бы хрупкой и недолговечной она ни была, отец отплатил прозорливым советом. Сташевского попросили сдать оружие, а отцу разрешили оставить.

Игнаций Мостицкийпрезидент Польши

2 ч. 20 м. ночи. Вчера сняли виллу Jeanette на Route Napolêon. Спешно ее сдали англичане, которые завтра едут в Лондон через Париж. Сдали дешево, за 12.000 в год, она стоит дороже. Вилла чудесная, «с сюрпризами», но стоит высоко, с кульками подниматься трудно. Советские войска перешли польскую границу. Уверяют, что это только для защиты белоруссов. О Польше стараюсь не думать, так ужасно.