Сегодня вечером радио сообщило, что президент едет в студию. Через полчаса мы услышали, как он восхваляет стойкий дух защитников, волю к борьбе и правоту нашего дела. В нем не было ничего от оратора, и то, что он сказал, не умаляло трудностей, с которыми мы сталкиваемся, но, как обычно, его речь дала нам силы пережить следующий день осады.

Война в Польше продолжается. Сегодня по радио сообщили о том, что взяты Вильно и Львов. Писали статью-отклик в местную газету. Ходили гулять по аллее, идущей в Павловск, Мимо дворца княгини Палей. Во дворце, красивом здании, был дом партпроса, сейчас армия. Армия везде: шагают, проводят телефоны, изучают переправное понтонное дело и Т.Д. Везли тяжёлые орудия по шоссе. Кроме военных тягачей ЧТЗ, мобилизованы тракторы МТС. Скрежещут гусеницы. Трактористы с недельной небритостью щёк, грязные и ободранные, ведут машины. Говорят, всё это идёт к эстонской границе. Колоннами идут гусеничные трактора. На днях возле Павловска было крушение воинского эшелона, говорят, в Ленинградском порту сгорел хлопок. Неужели остались ещё сволочи?

Примечательно, что в разгар всей суматохи и спешки польское правительство не забыло прихватить национальную казну в Румынию, а оттуда перевезти ее в Англию. Ходят слухи, что министры поделят казну между собой, и это хорошо, потому что таким образом деньги останутся в руках поляков. В любом случае мы, граждане страны, остаемся умирать с голоду и терпеть все остальные ужасы войны со свеженапечатанными бесполезными бумажками. Пока правительство еще существовало, цены оставались достаточно стабильными, но сейчас нет фиксированной цены ни на что, и вообще очень мало продуктов доступно в принципе.

В воскресенье, 17 сентября, корабль Его Величества «Храбрый» был торпедирован и потоплен подводной лодкой противника. Подводная лодка была немедленно атакована одним из патрулирующих судов, и есть все основания полагать, что она была уничтожена. На борту корабля Его Величества «Храбрый» находилось 1 202 офицеров и рядовых; несколько меньше, чем его полная комплектация, так как судно несло на борту меньшее количество самолетов. Эсминцы и торговые суда подобрали большое количество выживших, в общей сложности 687 офицеров и рядовых солдат. Командир, капитан Макейг-Джонс, погиб вместе со своим судном. Имена выживших по мере поступления передаются через Министерство связи. Спасенные предали общественности описание мужества и благородства команды судна. От имени правительства Его Величества и Совета Адмиралтейства я выражаю глубокие соболезнования близким погибших.

Красная армия методично опустошет ферму. Свиноферма целиком превратилась в бойню, но неумелую: раненые животные беспрерывно пронзительно кричат, и на этом фоне идет «реквизиция» наших лучших лошадей. Лошадей проводят перед стоящими на крыльце старшими офицерами. Лалка (Долли), норовистая красавица — матриарх всех наших полукровок, тоже вошла в число реквизируемых. Тереска шепотом выразила надежду, что неминуемая кончина настигнет Лалку не раньше, чем она покажет им, как она умеет кусаться и лягаться.

Ситуация с каждым днем становится все более катастрофической. Вчерашнийприказ: ограничить доступ к банковским счетам, сдать все имеющиеся наличные деньги; сегодня началось полицейское расследование относительно наших поставщиков; кажется, что нас нормируют еще строже, чем население в целом. Утром я был в Пирне.

На лужайке напротив моего окна «в лучшие времена» садовник посадил маленькую серебристую ель, полагаю, что в мою честь. Утром я наблюдал, как по ней намеренно проехал советский танк. Из-за танков появился автомобиль с офицерами в голубых фуражках в сопровождении одного или двух молодых местных активистов, неизвестных моим родителям. Столпившись в маленькой гостиной, мы наблюдали, как отряд НКВД направляется к главному входу. В прихожей бульдог Сташевских зарычал на пришельцев. За этим последовал выстрел. Пес умер на месте. Тогда энкавэдешники вошли в гостиную, где встретил их отец, который вышел на середину комнаты, как бы принимая огонь на себя. Тогда старший, в бурке по щиколотку, встал перед отцом и сказал: «Фадей Иванович Гедройц — руки вверх!» Он знал отчество, и это поразило меня. Моего отца разоружили, обыскали и стали, с подачи местных информаторов, подробно допрашивать

За это короткий срок уже третий командир роты. Сейчас – молодой лейтенант, рослый, с круглым лицом, умной улыбкой на тонких красивых губах. Мы скоро сблизились. Он неплохо начитан, немного знает историю и любит ученые разговоры. Прямодушный, простой и умный, он сразу же обращает на себя внимание на сереньком фоне прочих ему подобных.

Меньше чем через час после ареста отца вернулся уводивший его офицер Красной армии. Мать бросилась к нему, и он вручил ей клочок бумаги. На нем была записка от ее мужа, написанная карандашом:

Дражайшая Анулечка!

Прошу тебя вручить подателю сего письма свои наручные часы. Он попросил их и заплатит за них двадцать злотых.

Он хороший человек. Сердечно тебя обнимаю.

Твой Тадеуш.

20/9/39. Деречин.

Я  заметил, что у человека, который принес записку, добрые глаза; и он озабоченно смотрел на мать. Двадцать злотых были символической суммой. Записка была доказательством того, что мой отец добрался до Деречина живым и невредимым, а «сделка с часами» — способом выразить благодарность охране за то, что он еще жив. Кроме того, эта схема позволяла отплатить благородному солдату, не унижая его amour propre.