Улицы Лодзи производят странное впечатление. Богато украшенные нацистскими флагами, они серые и грустные, залепленные десятками «Verordnunges» [постановлений], «Bekanntmachungens» [объявлений] и пр. Уже опубликован официальный прейскурант на продукты питания, но спекуляции процветают. Люди сами предлагают более высокие цены, лишь бы получить, не стоять, не бегать, не просить предметов первой необходимости. За хлебом иногда надо стоять в течение пяти или шести часов в очереди, чтобы в 50% случаев уйти ни с чем. Продолжают ловить на работы. Все складывается очень неприятно.

Ограбление магазинов продолжается. Вытаскивают все, что могут. У Эпштайнов на площади Реймонта ограбили целый склад ювелирных и часовых изделий. Бедные Эпштайны едва спаслись.

Днем я хотел пойти в город, чтобы узнать, что происходит с нашей школой, но мои родители меня не отпустили. Завтра мама узнает от одного человека, который вроде был в школе в понедельник, что и как.

Сегодня мама впервые пошла за хлебом и ничего не получила. Уже неделю она идет в пять утра и стоит в очереди, в семь открывают пекарню и делят по килограмму хлеба. Сегодня она пошла, а хлеба уже не было. Надо наверно встать в час ночи, встать там и ждать.

В городе гитлеровские агенты выгоняют евреев из всех очередей при покупке еды, так что бедный еврей, у которого нет прислуги, обречен на голодную смерть. Немецкие гуманные методы XX века.

Рабиновичи вернулись сегодня со своими соседями из поездки. Выглядят ужасно. Двое их сыновей ехали на другой телеге и не вернулись. Никто не знает, где они. Рабиновичи рассказывают о стрельбе, ночлегах, маршах, опасности и т.д. Мороз по коже. Есть и юмористические моменты. Юмор можно найти повсюду. Смех сквозь слезы.

Синагога в Лодзи

Эрев Рош а Шана. Как и в предыдущие дни, я никуда не выхожу. Праздник наступает грустно, бедно, ничем не отличается от будней. Тот же сухой хлеб с жалким куском селедки. (На самом деле, на праздник есть только эта селедка).

Согласно принятому сегодня постановлению, магазины должны быть открыты завтра. Это самый большой удар для евреев за столетия. Рош а Шана! Открытые магазины! А синагоги должны быть закрыты. Нельзя вместе помолиться о милости, ничего. Ликвидируются все элементарные принципы человеческой свободы.

Хотя я и не человек старой закалки и из года в год считал возможность увильнуть от молитвы освобождением, но теперь я воспринимаю этот запрет на общую молитву настолько болезненно, насколько это возможно. Ибо я понимаю, что вера дает верующим; они в какой-то степени спокойны и счастливы. А забрать у человека его единственное утешение, его веру, не позволить следовать его любимому, жизненно важный культ, является непоправимым преступлением. Евреи не простят этого Гитлеру. Наша месть будет ужасной.

Снова ловят, бьют, грабят. Магазин, где работает мой отец - ограбили. Местные немцы позволяют себе все. Они говорят о разных способах обращения с евреями на работах: некоторые (немцы) относятся к ним очень хорошо, а другие, к сожалению, садистским образом издеваются над ними. Например, работавшим евреям было приказано прервать работу, раздеться и повернуться лицом к стене. Затем им было сказано, что они будут расстреляны. И действительно, были сделано выстрелы в их сторону, специально целились так, чтобы никого не задеть. Но эта процедура, повторенная несколько раз, у большинства евреев вызвала сильное нервное расстройство - вот что могут сделать лодзинские нацисты.

Первые признаки пребывания немцев: они ловят евреев, чтобы те копали траншеи. Один старый профессор, пенсионер, живущий в 11-м доме, предупредил меня, чтобы я не ходил в город. Старый добрый человек (христианин). И что теперь делать?

Завтра первый день в школе. Кто знает, что случилось с нашей любимой хижиной? Одноклассники идут завтра в школу, по крайней мере, чтобы узнать, что происходит. А я должен сидеть дома. Должен! Мои родители говорят, что не хотят еще и меня потерять. О, моя любимая школа!.. Будь прокляты те минуты, когда я жаловался на то, что надо рано вставать в школу или что не хочу писать контрольные. Лишь бы все это только могло вернуться!

Утром вывесили объявления на польском и немецком (сначала по-немецки!) о сохранении спокойствия при входе немецких войск. Подпись: Гражданский комитет города Лодзи.

Лодзь занята!

Весь день спокойно, слишком спокойно. Днем, когда я сижу в парке, рисую портрет одной подруги, приходит это ужасная новость: Лодзь сдана! Немецкие патрули на улице Пётрковской. Страх, удивление... Сдана без боя? Возможно, это всего лишь какой-то тактический маневр. Увидим. Читать дальше

Мое дежурство заканчивается в час ночи. Я бужу Рийчека Войчиховского, чтобы он заступил на свою смену. У него плохое настроение, я впервые слышу от него что-то о предполагаемом плане эвакуации города. Он говорит, что в департаменте, где работает его отец, все уже собрано, и они готовы покинуть Лодзь в любой момент. Я удивлен. Что? Как? Я слышал, что немцы уже совсем близко и скоро могут захватить Лодзь.

18:30

Вместе с Марком обходим до конца нашего дежурства территорию. Спокойствие и тишина. В одиннадцать часов я ложусь спать, засыпаю мертвецким сном.

17:00

В пять утра тревога. Туман, холодно. Я бегу в комендатуру. Все собираются вместе. Мы говорим, становится весело. Стоим четыре часа. Слышны отдаленные выстрелы и взрывы. Наконец, закончилось. Я хочу пойти помыться, снимаю рубашку, и вдруг новый сигнал тревоги. На этот раз мы видим самолеты. Видны облачка дыма от снарядов, выпущенных в самолеты. Взрывы все ближе. Спускаемся в укрытие. Есть несколько девушек, становится веселее. Я даже импровизирую речь Гитлера. Между тем, два немецких самолета сбиты. Третий преследуют снаряды. После тревоги люди, возвращающиеся из города, рассказывают, что бомбой был ужасно разрушен дом на ул. Бандурского. Бомбы были сброшены также на Калиский железнодорожный вокзал и Юлианув. Я, наконец, моюсь. Когда мою ноги, раздается новый сигнал тревоги. Я не обращаю внимания. Продолжаю мыться и спокойно одеваюсь. После налета я бреюсь.
 
Я, наконец, моюсь. Когда мою ноги, раздается новый сигнал тревоги. Я не обращаю
внимания. Продолжаю мыться и спокойно одеваюсь. После налета я бреюсь.

15:30

Было решено, что Марчевский пойдет наверх и под предлогом того, что с улицы заметен свет, откроет дверь из одной комнаты в другую, чтобы оставшиеся в парке могли определить, что тот свет, который попадет в комнату с незаслоненным окном, это тот свет, который ранее был замечен полицией. Чтобы было понятно, что это Марчевский, он должен подать сигнал своим зеленым фонариком. Комендант Марчевский выполнил порученное ему задание, но оказалось, что свет, который теперь попал в комнату, слабый, а ранее замеченный был ярким и явно подавался в целях сигнализации. Дело становилось все более интригующим и тревожным. 

16:20

Мы ждем сейчас, когда Англия и Франция приступят к войне. Возможно, Соединенные Штаты тоже пойдут. Пока что мы отлично отражаем немецкие атаки. Сегодня было три воздушных оповещения, во время которых вражеские самолеты не были допущены в город. Я ложусь спать полуодетым.

15:40

Германия начала войну! Сегодня утром канцлер Гитлер сделал заявление в Рейхстаге, в котором он потребовал Данциг, Померанию, проведение рядя плебисцитов и т.д. Одновременно в ряде населенных пунктов немецкие войска начали пересекать польскую границу. В то же время были предприняты воздушные налеты на польские города - Краков, Ченстохова, Катовице, Гродно и др. В мире забурлило.