Новый пост

читать с начала
Следите за Историей Будущего

Зинаида Гиппиус

В 1919 году вместе с мужем, писателем и поэтом Дмитрием Мережковским, эмигрировала через Польшу во Францию

Зинаида Гиппиус

В 1919 году вместе с мужем, писателем и поэтом Дмитрием Мережковским, эмигрировала через Польшу во Францию

Невероятно скучно. Погода хорошая. Океан голубой.
У дантиста. Потом Г. Иванов. Потом эта Рауш.
Вот как скучно!
Все боятся URSS. Все «пуговицы» задрожали. Что между Гитлером и Сталиным — неизвестно. Какой уговор, какой пакт. И кто кого надует.

Чудно выспались в Бордо. Затем — новое путешествие, без дна и покрышки...
Мутно и холодно. В одном поезде, потом вылезли, потом опять туда же, потом, с Байоны, до какой-то Négresse, оттуда в полутрамвае до Биаррица, где мыкались по отелям, до темноты, до одурения... пока попали в довольно дрянную, но дорогую Britannica. Гроза, серость, духота.

Уезжаем. В кошмаре. (В последнюю минуту Ася.) Ждали в адской жаре в наполненном вагоне два часа. Потом поехали. Кошмарная ночь! Кошмарный поезд! Посреди ночи бесполезная Ходынка.

Какой день! С утра — вдруг телеграмма от Ксении Мережковской, племянницы Дмитрия, которую мы знали здесь 35 лет тому назад и — видели здесь летом один вечер. Я шутя сказала: вот, будет война, мы приедем к вам. И теперь — voulez-vous venir chez moi à Lausanne?
Лучше же с ней, чем в Биаррице вдвоем, покинутыми. Но тут начались наши странствия — в префектуру, потом к Бюрэ (чтобы дали выезд), потом опять в префектуру, и опять... и завтра опять, если будем живы (жду сирены!).

14:20

Тогда — 25 лет назад — писала, теперь не могу.
Англия объявила войну.
В Польше уже 1500 убитых от налетов.
Париж черен как уголь и пуст. Каждую ночь (и сегодня) ждут бомб.
У Терезы тихо, тихо.
Дома — Терапиано, Мандельштам, Г. Иванов, Мамченко, Фельзен — Илюша!
Не уезжает!
Окна оклеены бумагой накрест.
Италия еще ждет.

14:30

Да, война — еще без объявления, но это неважно. Гитлер напал-таки на Польшу. Бомбардирует Варшаву, объявил
Данциг немецким. Во Франции — всеобщая мобилизация. Люди стоят перед афишами: Patrie en danger.
Чему как-то не верят: ведь Польша! Никак не поймут, что Англия не отступится и, если нужно, возьмет Францию под мышку и... Подъема, однако, ни малейшего. Италия молчит (Гитлер ее будто освободил).
Ася в панике (?). Тьма на улицах и в домах.
Я пошла к дантистке, освободясь.
Интенсивный стыд за всех (себя включая), за войну.

Агония продолжается, но все хуже. Только «чудо» может спасти от беса, самого Отца Лжи, овладевшего полмиром. Ведь он-то и есть «человекоубийца изначала».
В чудо никто не верит, а потому и нет сомнений насчет войны.
Милая погода; в Багателль (откуда мы через канал пешком до café), тишина, зелень, утки, розы, рыбы, купавы, «свод неба голубой»... но этот свод уж отравлен людьми, оттуда ждут смерти — бомб...

Тяжелое состояние духа, с которым все время полусознательно борюсь... или затираю его и не могу затереть.
Опять полупростужена. Все глохну.
Мобилизация проходит уныло. Никакого подъема. Да и откуда ему быть?
Все беженцы взяты на учет — по алфавиту.
Неожиданно явился Г. Иванов из Биаррица. Жену оставил пока там.
Рузвельт, папа, король бельгийский и еще кто-то — воззвания к Гитлеру о мире. Он не внимает, «бросается и в огонь, и в воду» — как прилично бесноватому.
Погода свежая. Дмитрий в подавленном настроении.

Война уже почти факт. Данциг объявил себя немецким. Пакт Гитлера со Сталиным подписан. Мобилизация.
Да, выхода иного и не было, надо признать по совести.
Никакие переговоры с этим бесноватым, требующим уже всю Польшу, оказались невозможны (как невозможны и с подлой URSS (бывшей Россией). Из Парижа уезжают все, кто может. Мы не можем.
Brun (Grasset) убит женой. Мамченко объявился больной в Лондоне.
Боже мой.

...Какой бесстыдный на сердце страх...
Какие мысли во мне безумятся...
Но тень улыбки в твоих очах,
Пусть брови нежно и строго хмурятся...


Вечером холодно. Агент из Буэнос-Айреса.
Без прецедента: военная англо-французская штабная миссия в Москву до подписи соглашения. А Япония присоединяется к «Оси»? Все лгут и себе, и другим. Царство обмана, лицемерия и страха.
О, если бы...
Довольно!

С утра, даже с ночи, проливной, холодный дождь. Иногда переставал. В промежутке мы гуляли.
Цветы, цветы, цветы...
Пришел Керенский. Никогда не видела его в таком нервном упадке. Говорит, что война начнется около 20 августа. «Меня никогда не обманывала моя интуиция... (положим!!) и вот этого-то я и боюсь... Стараюсь найти 1 шанс за мир... Нарочно стараюсь... И не могу...»
Навел тоску.
Тэффи увезли в санаторию.

Холодный дождь, временами проливень.
Пришла Червинская. Долго сидела, потом обедала.
Разговаривали о разных вещах. Она неглупая. Может быть, не очень глубокая, психологичная, как женщина. И есть истеричность. Но так — она довольно приятна.
Ложусь спать. Не хочу о важном думать.
Война даст России свободу?? «Там» думают так. «Здесь» это думать трудно. Да и не хочет большевизм войны — себе.

Хорошая погода. Ездила с Катериной к Вигаму, поправлять корсет. Пришлет 1-го, и 155 fr. стоит. Оттуда путались пешком долго. Надо было цветов купить на Маделен. Устала.
В доме нет порядка.
Война с каждым днем грознее надвигается.
Как мне жаль Володю. Каменеет в одиночестве.