Утром я пошел в шведское представительство на Тиргартенштрассе. За завтраком у министра Ричарда я встретил Лагерберга. Он только что прибыл на поезде из Бухареста и немедленно отправляется в Стокгольм. Он бледен и находится в смятении, но выглядит здоровым. У него за плечами тяжелый период, полный беспокойства и напряжения, как и у меня. Бомбардировка маленького города такого как Кременец была ужасной. Он пересек румынскую границу с большей частью польского правительства. Он убежден, что главнокомандующий Рыдз-Смиглы сбежал через румынскую границу. Более вероятно, что у маршала не было выхода, ему угрожало быть плененным вторгавшимися российскими частями.
Мы выехали в 8 часов в сторону Берлина. Заправка и организация были как и прежде. Мы пообедали в Щецине, в зале заседаний померанской шляхты. Я сидел рядом с капитаном Альбедиль. Он смело ругал партию и заявил, что независимо от результатов войны, когда солдаты вернутся домой, то положат конец этому несчастью (не дай Бог), если Германия выйдет победителем из войны. Кроме того, он сказал мне, что нацисты сделали глупость, не отправив большое количество партийных на фронт. Последние сто километров мы ехали автострадой. Трусливые дипломаты перестали бояться и стали вести себя залихватски. Они перестали соблюдать свое место в колонне, многие ездят так будто это не эвакуация, а соревнование за Гран-при.
В Алленштейне, куда мы приехали в шесть утра, снова кофе для тех, у кого хватило сил встать, и дозаправка из вагона поезда, как и раньше бесплатно. Было время, чтобы посмотреть, кто едет вместе с нами. Там нет недостатка в испуганных южноамериканцах, к которым уже вернулось самообладание, неопрятных восточных европейцах и моих лучших или худших друзьях из европейских нейтральных стран.
В направлении Радзымина отправился из посольств и представительств бесконечный поток частных автомобилей и автобусов. Полякам удалось организовать автобусы для тех, у кого нет машин! Автомобили марки Лаваль и Видена не выдержали перегрузок и заглохли еще на аллеях Уяздовских. К счастью, часть шведов получила место в автобусах, что изначально не предусматривалось.
Немецкое заявление о непризнании гражданских лиц по существу не вызывает особых эмоций, даже то, что оно было сделано открытым и циничным образом. Фактом является то, что с начала войны Германия безжалостно бомбила города, беженцев, женщин и детей в поле и т.д. Полученные мною донесения настолько многочисленны и недвусмысленны, что нельзя говорить об отдельных ошибках.
Передо мной лежит коллекция осколков гранат, которые попали ночью на территорию посольства. К счастью, они не нанесли большого урона и ни в кого не попали. В аллеях Уяздовских, в 600 м отсюда, горит здание Главной инспекции вооруженных сил. В здании находится ценный архив Пилсудского.
Газеты опубликовали новость о том, что вражеским огнем поврежден Бельведер вместе с квартирой Пилсудского. На фронтоне около посольства ничего не видно, поэтому вместе с Форсбергом я осмотрел здание со стороны парка Лазенки. И тогда, к сожалению, мы увидели множество дыр в стене и разбитые окна - явный результат пулеметного огня. Моя теория, что ущерб вызван слишком низким распылением снарядов польской обороны. Невозможно, чтобы это был результат артиллерийского огня. Здание могло быть обстреляно самолетом, но из-за его местоположения это кажется крайне маловероятным.
Всю ночь и утро на другом конце ул. Багателя со стороны Аллеи Уяздовских строилась баррикада. Сейчас, в половине седьмого утра, отбойными молотками ломают асфальт. Подъехать на машине невозможно. Без перерыва сильный артиллерийский огонь.
У ворот мы построили баррикаду, чтобы беженцам было трудно проникнуть внутрь.
Варшава еще не завоевана. Сложно понять, докуда дошли немцы. Нет доверия к информации. Шведское радио в основном рассказывает о событиях в Китае. Английское крайне осторожно. Немецкое передает победные бюллетени, явно преувеличенные; польские сообщения, несмотря на осторожность, звучат слишком оптимистично. Мы не знаем ничего, что происходит на Западном фронте.
Город сегодня выглядит спокойнее, вчера казалось, что уже близко к панике.
14:00
Люди празднуют на улицах: страшная, несознающая, жестокая, изменчивая толпа – готовая как целовать, так и бросаться, одинаковая, что в Варшаве, Лондоне, Париже, или Берлине. Все кажется бездумным, бессмысленным. Бедная моя жена. Возможно, ее братьев уже нет в живых, они оба на передовой, Хайнц – в танковом полку, Клаус – в пехотном. Вчера я слышал, что поляки обезвредили около ста танков. Будет ли Швеция в этот раз вне этого? Потребуется умелое лавирование, большая осторожность и много удачи.
Повсюду в варшавских парках копают глубокие зигзагообразные траншеи для защиты населения. Не думаю, что в домах много убежищ. В заброшенном саду, почти граничащем с посольством и принадлежащем Варшавскому обществу садоводов, со вчерашнего дня копкой занимается около пятидесяти человек, в основном женщины. Посольство располагает убежищем, в котором могут разместиться члены колонии, если они успеют прийти вовремя. На чердаке у нас есть оборудование для тушения зажигательных бомб.